Габриэлла посмотрела ему прямо в глаза, сейчас ее взгляд был открытым и светлым, словно она освободилась от чего-то темного, неприятного, что так долго тяжким бременем лежало на ее сердце. И Лукан понял, что стал свидетелем этого чудесного освобождения. Хотя оно не было абсолютным, недоставало одного-единственного звена — понимания, что она Подруга по Крови.

Она не ведала, что однажды представитель его расы выберет ее как свою вечную возлюбленную и введет в мир, о существовании которого она не имеет ни малейшего представления. Она познает наслаждение, дарованное только парам, связанным кровью.

Лукан почувствовал ненависть к той мужской особи их Рода, которой выпадет честь стать ее возлюбленным.

— Я не сумасшедшая, если именно таковой ты меня теперь считаешь, — сказала Габриэлла.

Лукан медленно покачал головой:

— Я так не считаю.

— Я презираю жалость.

— Я тоже, — ответил Лукан, почувствовав в ее голосе вызов. — И ты, Габриэлла, не заслуживаешь жалости. И тебе не нужны ни врачи, ни лекарства.

Габриэлла ушла в себя, закрылась с той минуты, как он обнаружил шрамы на ее теле, но после этих слов Лукан почувствовал ее колебание — доверие, которое она к нему испытывала, робко возвращалось.

— Ты не принадлежишь этому миру, — сказал Лукан — не из сентиментальности, а лишь констатируя факт — и взял в ладони ее лицо. — Ты слишком необычна для жизни, которую пытаешься вести. Думаю, скоро ты это поймешь. И поверь мне, посмотришь на все иными глазами. Все встанет на свои места, и ты найдешь свою судьбу. Возможно, я помогу тебе в этом.

Лукан приготовился продолжить приятную процедуру омовения, но пристальный взгляд Габриэллы остановил его. Ее мягкая улыбка и нежность, с которой она смотрела на него, заставили сердце болезненно заныть, горло сдавило.

— Что?

Габриэлла качнула головой:

— Я удивлена. Никак не ожидала, что такой крутой коп может так романтично рассуждать о жизни и судьбе.

Напоминание о том, что он представился ей полицейским и таковым остается в ее глазах, отрезвило Лукана.

— А ты не думаешь, что я мешок с дерьмом?

— Нет, я так не думаю.

— Ты мне слишком доверяешь, — стараясь казаться непринужденным, сказал Лукан. — Ты меня не знаешь, Габриэлла. Не знаешь, какой я на самом деле.

— Я хотела бы познакомиться с тобой поближе. Правда. — Она села, струйки воды потекли по изгибам ее тела, как раз там, где Лукану хотелось скользить кончиком языка. Пена едва прикрывала соски — полные, набухшие.

— Скажи мне, Лукан, какому миру ты принадлежишь?

— Никакому, — глухо проворчал Лукан. Это было почти правдой. Как и Габриэлла, он презирал жалость и был рад, что сейчас она посмотрела на него не с состраданием, а с любопытством. Он провел пальцем по ее своенравному, с крапинками веснушек носу. — Я плохо приспособлен к этой жизни. Меня нигде не ждут.

— Это неправда.

Руки Габриэллы обвили его шею. Она смотрела на него с той же нежностью, с какой он нес ее на руках из темного подвала и опускал в теплую ванну. Она поцеловала его, затем провела языком по его губам, и Лукана окутал тончайший аромат женского возбуждения и любви.

— Ты был сегодня таким внимательным и заботливым со мной, теперь позволь мне о тебе позаботиться. — Габриэлла снова поцеловала его, движения ее языка вызвали у него стон наслаждения. Она отпустила Лукана, тяжело дыша, глаза застилал чувственный туман. — На тебе слишком много одежды. Сними ее. Я хочу ощущать твое обнаженное тело здесь, рядом со мной.

Лукан послушно снял ботинки, носки, рубашку, брюки и теперь стоял перед Габриэллой полностью обнаженный, всем своим видом выражая откровенное желание.

Лукан предусмотрительно повернул голову немного в сторону и плотно сжал зубы — голод заставил зрачки сузиться в щелки, а десны ныли под натиском увеличивавшихся клыков. Если бы не приглушенный свет, Габриэлла увидела бы его во всем хищном великолепии. И тогда вместо ее эротического придыхания он услышал бы вопль ужаса. Такое развитие событий Лукана не привлекало.

Усилием воли он заставил электрическую лампочку ночника, скрытую под пластиковым плафоном, разлететься вдребезги. Габриэлла ахнула, услышав неожиданный резкий хлопок, но тут же томно вздохнула, радуясь наступившей темноте. Всплески, вызванные движениями ее тела, действовали на Лукана призывно.

— Включи другой свет, если хочешь, — предложила Габриэлла.

— Я найду тебя и в темноте, — ответил Лукан; охватившая его страсть напрягала настолько, что трудно было говорить.

— Ну, тогда иди ко мне.

Зов сирены мог парализовать волю любого.

Лукан опустился в ванну напротив Габриэллы. Он хотел только одного: посадить ее к себе на колени и медленно войти в нее до упора. Но сегодня он решил оставить инициативу за ней.

Прошлой ночью он пришел к ней голодным зверем, готовым только поглощать, сегодня он будет отдавать. Даже если воздержание убьет его.

Габриэлла придвинулась к нему и обхватила его ногами, сомкнув их у него за спиной. Под водой ее руки заскользили по тугим мышцам его бедер, вызывая мучительное наслаждение.

— Ты должен знать, что я не всегда бываю такой.

— Такой горячей, чтобы испепелить любого мужчину, который окажется у твоих ног? — Собственный голос показался Лукану неестественно напряженным.

Габриэлла со смехом выдохнула:

— Я тебя испепеляю?

Он взял ее руку и положил себе на член.

— А ты как думаешь?

— Думаю, ты восхитителен! — Габриэлла не убрала руку, хотя Лукан ее отпустил. Она провела ею до самого основания члена. Погладила, чуть сдавливая яички, не спеша поднялась к головке, выступавшей над поверхностью воды. — Ты не похож ни на одного мужчину из тех, кого я встречала раньше. И я хотела сказать, что обычно я не бываю такой… агрессивной. И вообще я нечасто встречаюсь с мужчинами.

— Мало кого пускаешь в свою постель?

Даже в темноте он заметил, как румянец залил ее щеки.

— Очень давно никого не пускала.

В этот момент Лукан даже думать не мог ни о каком другом мужчине или вампире рядом с Габриэллой. Он не хотел, чтобы кто-нибудь другой когда-нибудь держал ее в объятиях. И видит бог, он найдет и уничтожит того миньона, который следил за ней сегодня днем.

Лукана тисками сдавливало чувство собственника, а Габриэлла играла с его членом, пока на головке не выступила капля. Она наклонилась и взяла его член в рот, так глубоко, что Лукан выгнулся и застыл, словно лук с натянутой тетивой.

Куда-то мгновенно исчезло намерение в клочья разорвать миньона. Лукан опустил голову на плечо Габриэллы, ощущая ее пальцы, губы, язык… кожей он чувствовал ее страстные выдохи, погружаясь в безумное, сладостное забытье. Он крепко выругался, когда член лишился ее сладострастного рта.

— Я хочу тебя внутри, — прерывисто дыша, сказала Габриэлла.

— Да, — хрипло выдохнул Лукан. — Конечно да.

— Но…

Ее замешательство привело его в недоумение. Злость зародилась в нем, превращая чуткого любовника в кровожадного вампира.

— Что не так? — Жесткость вопроса поразила даже его самого.

— Может быть, мы… Прошлой ночью я так увлеклась, что забыла… Может быть, сегодня мы воспользуемся чем-нибудь? — Нерешительность Габриэллы резанула по чувствам Лукана острым лезвием. Он застыл, Габриэлла отстранилась и попыталась выбраться из ванны. — В спальне у меня есть презервативы, я…

Лукан сжал ее запястье, прежде чем она успела подняться.

— Ты не можешь от меня забеременеть. — Почему сказанное показалось ему таким грубым? Это была чистейшая правда. Только связанные пары — женщина и вампир, которые обменялись кровью, — могли производить потомство. — А что касается всего остального, тебе не нужно от меня защищаться, я совершенно здоров, и все, что мы делаем, не причинит нам никакого вреда.

— Я тоже здорова. И надеюсь, ты не думаешь, что я настолько ханжа, чтобы требовать…

Лукан привлек ее к себе и поцелуем заставил замолчать, освобождая от неловкости. Когда их губы разомкнулись, он сказал: